alkary Ромка_мл гость из Эстонии Кузькина мать 
в поддержку темы и в связи с Ыменинами Редьки
эротический триллер СКАЗКА О ЛИШЕНЦАХ - Камаева, - общаюсь я по телефону со своей подругой-ветеринаром, - а скажи, бывает такая Заразная Яичная Болезнь?
- Ха-ха, - отвечает мне Камаева, - что там у вас опять стряслось?
А дело в том, что когда у Редьки случился пиелонефрит, то одномоментно с ним случился и орхит ( кто не в курсе, орхит – это воспаление семенника). Осматривая в очередной раз болезного, я обнаружила, что один из семенников стал горячим, твердым и заметно увеличился в размерах.
Поскольку пес и так уже получал нефиговое лечение, ничего специфического мне Камаева не посоветовала. Только вручила бутылку с рифампицином – жидкостью темно-красного цвета, и велела этой жидкостью красить Редьке яйца.
- Дык, Пасха ещё не скоро, - засомневалась я в нужности сей процедуры.
- Ты крась, крась, - сказала мне Камаева. – А как только ему станет лучше, привози – мы его кастрируем.
- Я всегда подозревала, что яичница – любимая еда ветеринаров, - вздохнула я и отправилась домой выполнять назначенную лечобу.
Семенник у Редьки, будучи покрашенным в именной колер, болеть перестал, не уменьшившись, однако, в размерах. Вопрос о кастрации встал как никогда остро.
- Зачем?! – злился на меня муж. Он всегда как-то очень болезненно воспринимал мои намерения на счет Редькиного обезъяичивания. – Он старый уже! Пусть так доживает, не надо ему ничего отрезать!
- Леша, - терпеливо втолковывала я мужу, - «так» он, конечно, доживет, но «не так» он будет жить ещё дольше! Ты что, не хочешь, чтобы твоя… наша собака жила долго-долго?
- Хочу, - вздыхал Лёшка. – Но разве ж это жизнь?..
- Леш!!! – возмущалась я, - Но он же ни разу не вязался!!! Какая ему разница, будет он жить с яйцами или без?
- Тебе, женщина, этого не понять, - махал на меня зажигалкой Лешка и уходил курить в коридор. Оставив меня в размышлениях над Великой Мужской Тайной.
А вскорости орхит приключился и у Амура (я подозреваю, что заработал он его, когда мы в конце декабря ездили на выступление через весь город на маршрутках).
- Камаева, - завздыхала я в трубку. – У Мурия тоже орхит. Чё делать-то?
- Ха-ха! – развеселилась Камаева. – Как – что? Кастрировать, конечно!
- Вы, ветеринары! – возмутилась я. – У вас что, яиц на оливье не хватает?
- Ну, да. – ответила Камаева. – То есть, нет. В общем, чего ты хочешь?
- Хочу, чтоб жили. – пробурчала я. – Долго… - вспомнила выражение Лёшкиного лица и добавила. - И счастливо…
- Хочешь жить долго и счастливо – спроси меня, как, - обнадежила Камаева.
- Спросила уже, - вздохнула я и поинтересовалась скидками на опт.
Вечером я поведала Лёшке о своем решении сделать анти-орхами обоих кобелей. Лешка попереживал, но, кажется, весть о том, что будет кастрирован и Амур, его утешила, и он смирился. Вот и пойми их, этих мужиков…
Редька, присутствовавший при обсуждении его с Амуром дальнейшей судьбы, внимательно слушал наш разговор, привычно развесив уши и выпучив глазки.
- Ты… глазунья, - обратила я на Редьку внимание.
- Безъяичница, - грустно усмехнулся муж. Редька вздохнул так глубоко, что выдох случился с противоположной от вдоха стороны, виновато поморгал и убрался на место.
Оставшееся до начала долгой и счастливой жизни время стремительно сокращалось…
...- Только не во вторник, - сказала Камаева, когда я позвонила ей и поинтересовалась, когда айболиты будут рады встретить нас с распростертыми скальпелями. – Во вторник у нас пять ушастых боксеров.
- Наташк, - вздохнула я, - Вынуждена тебя огорчить – именно во вторник. Потому что у машиниста, с которым я договариваюсь, выходной, а потом – неизвестно когда ещё он сможет. Так что, так в меню на вторник и запишем: холодец и яичница.
- Ладно, - сдалась Камаева, - тогда так: яичница и холодец. Приезжайте с утра, к десяти, а боксеров я на попозже приглашу.
Утро вторника ничего не подозревающие собаки встретили с оптимизмом. Амур не давал себе замерзнуть, бегая за выкопанной им из-под снега пластиковой бутылкой. Редька суровым всевидящим оком оглядывал окрестности: не идет ли кто слишком быстро… или слишком медленно… или не в ту сторону… или не в эту…
В общем, домой собаки вернулись довольные, в полной уверенности, что день пройдет как обычно: вот сейчас их накормят, напоят и спать уложат. До вечера.
Смутные сомнения их начали терзать, когда вместо того, чтобы выдать причитающиеся им пайки, я начала метаться по комнатам, собирая одеяла. Редис и Мурий бродили за мной и, стоило мне бросить на них взгляд, начинали ныть:
- А когда мы будем кушать? А давай, прямо сейчас? Ведь пора уже! А, мам?
- Ну нельзя, нельзя вам сегодня жрать, понимаете? – заталкивая в рюкзак последнее одеяло, попыталась объяснить я собакам всю тщетность их просьб и намеков.
- Не понимаем! – продолжили ныть голодающие собаки, а у Редьки выразительно заурчало брюхо, из-за чего я не сразу услышала звонок мобильного.
«Уже подъезжаем» было написано в пришедшей от Ореховой СМСке.
Па-ба-ба-бамммм!
Я застегнула рюкзак и взяла в руки собачью сбрую:
- Строиться! Одеваться!
Собаки послушно построились и оделись. Редька улыбался, радуясь ещё одной прогулке, а вот Амур хмурил брови и явно прикидывал в уме, в какое такое место мы собираемся шагать вместе с одеялами. И, судя по Амурскому лицу, одно предположение было ужаснее другого.
Выйдя на улицу и узрев машущую из машины Орехову, собаки не сразу осознали, что это не случайная встреча. Они полезли в машину здороваться. Первым предчувствие посетило Амура.
- Чё-то мне не хочется никуда ехать… - сказал Амур и вылез из машины. – Пойду-ка я домой…
Редька посмотрел на Мура и полез из машины тоже. Пришлось закидывать обоих умников на заднее сиденье с применением физического воздействия, впрочем, не без сопутствующего лингвистического.
Когда мы были уже на полпути к клинике, у меня зазвонил телефон.
- Кто звонит? – оглянулась с переднего сиденья Орехова.
– СМСка пришла. – пробормотала я. – Сейчас посмотрим, от кого… Хм… Орехова, от тебя!
В сообщении было всего одно слово – «Выходи».
Я взглянула в окно – за окном мелькали глухие заборы и сугробы с меня ростом.
- Ну, знаешь ли! – возмутилась я и ткнула удивленной Ореховой свой мобильник. - Не выйду!!!
Орехова прочитала СМС и засмеялась.
У Ореховского телефона есть такое милое свойство: отправлять СМСки не сразу, а тогда, когда ему самому захочется. Иногда кажется, что в этих опозданиях таится некий сакральный смысл.
Но передумывать и переигрывать – это не наш метод! Уж если мы чего решили…
Когда собаки увидели конечный пункт прибытия, Амурские подозрения если не исчезли совсем, то заметно ослабли. Амур здесь уже был и хорошо запомнил, что клиника – это место, где на пол падают сыр, колбаса и кусочки копченой курицы.
(«прошлый раз» был днем рождения Камаевой)
Редька был здесь по менее приятному поводу, но таков его золотой характер: полностью доверять и подчиняться хозяйской воле. Раз привели, значит так надо, и пока не взгромоздили на стол, бояться нечего. И Редька тут же с любопытством начал исследовать все помещения, заглядывая в каждый уголок, пока его не заперли в кабинете.
Номер первый выпал Амуру.
«Я так и знал!» мелькнуло у него во взгляде, когда он очутился на столе. Когда ему стали прослушивать сердце, он перестал дышать. Когда перетягивали жгутом лапу, он задрожал. Когда в вену ввели катетер, у него потекли тааакие слюни, до которых мастинам ещё сопеть и сопеть. Когда ему вводили наркоз, он обреченно выдохнул
«Ссссвол… оччч…иииии…» и обмяк.
Ветеринары тут же разложили его на столе, как предназначенную для препарирования лягушку, привязав к ножкам операционного стола все четыре лапы. Операция началась. Амур спал, и во сне морщил нос и дергал верхней губой. И пытался убежать, когда ему начали отрезать первый семенник.
Из соседнего кабинета раздавалось горестное «уууууу!» тоскующего в одиночестве номера второго - Редьки.
Наконец, разукомплектованного Амура зашили, отстегнули от капельницы, завернули в одеяло и отнесли в подсобку – приходить в себя у теплой батареи.
«Следующий!»
Редька выскочил из кабинета прямехонько в подставленный намордник.
- Уже уходим? – обрадовался он и заоглядывался. – А где Амур?
- Ты, кажется, сегодня утром спать хотел? – спросила я Редьку. – Вот сейчас и поспишь.
- Я сначала есть хотел, - уточнил Рэд. – А спать – это потом.
- Ну, после этого сна ты уже скромнее станешь в желаньях, - уверила я пса. И стараниями мускулистых айболитов Редис вознесся на стол. Первым у Редьки исчезло желание покушать.
Всё то время, покуда шел подготовительный процесс (набор нужных препаратов в шприцы, поиск бутылочки со спиртом, отпускание шуточек на тему «хорошо зафиксированный пациент не нуждается в наркозе» и прочее), Редька пролежал на столе, засунув морду мне в подмышку, и издавал тоненько жалобное «иииииии!»
Я мяла Редькино ухо и успокаивала, кажется, больше себя, чем его: «Не плачь, всё будет хорошо». Когда Редька умолк, и голова его упала на стол, мне стали понятны чувства, которые испытывал Понтий Пилат в день казни бродяги из Назарета.
Пока Рэда оперировали, очнулся Амур. Я заскочила в подсобку, узнать, как он себя чувствует. Амур лежал все так же, на боку, но голову поднял, а взгляд был хоть ещё и мутный, но уже вполне презрительный и ненавидящий.
- Мурик, - прошептала я.
- Кто здесь?! – Амур дернул головой, силясь определить источник Гласа.
- Тихо, я это, я, - присев у изголовья, я погладила страдальца. Он узнал, вильнул кончиком хвоста и снова уронил голову на одеяло. Укутав его получше, я поспешила обратно к Редьке.
Редьку уже застрачивали оверлоком. Айболит, завязывая узелки, довольно мурлыкал «Спи, моя радость, усни». Рядом, с хозяйских рук, на стол с любопытством взирали два трехмесячных боксерика.
(«Маленькие дети, ни за что на свете…»)
Безпарноорганного Редиса сложили в одеяло и потащили досматривать кетаминовые сны в подсобку, из которой уже доносились Амурские мысли вслух о ситуации в целом и о каждом из нас в отдельности.
- Мурик, - попыталась примирить я его с реальностью. – не переживай! Ну, что ж тут поделаешь… Зато мы теперь с тобой запросто чемпионами по фристайлу будем! – И, вспомнив тоненькое редькино «иииии!», добавила: - А ещё – в хоре петь.
И всё-таки, при кажущейся схожести характеров, сущности у моих собак различны. Если Мурий, пробудившись, тут же обматерил всех присутствующих, а также хорошенько запомнил, кто что говорил и делал («я не злопамятный, просто злой и память у меня хорошая»), то Редька, открыв глаза, улыбнулся и завилял хвостом. Такая у него пронзительная вера в людей, прямо до слез…
Домой мы уезжали под пожелания ветеринаров заходить к ним ещё. Мы пообещали быть непременно, как только отрастим новые соответствующие органы.
Приехали домой. Собаки вылезли из машины и, шатаясь, заковыляли к подъезду. На углу дома Амур остановился и поднял лапу. Редька вытаращился на него, силясь понять, ЧТО это Амур делает, а, главное – ЗАЧЕМ?! Моего совета брать с Амура пример и сделать то же самое, Редька не понял.
Остаток дня собаки проспали. Вечером Амур наотрез отказался выходить на улицу.
«Я уже сегодня один раз вышел, и чем всё это кончилось?» - примерно в таком духе высказался он, пятясь от раскрытой входной двери.
- Ты неправ, - ободряюще улыбнулась я. – Всё только начинается! Уж ты мне поверь…
(несколько дней спустя)
Позвонив в очередной раз в клинику, я узнала, что швы, оказывается, можно снимать не обязательно через десять дней. На восьмой-девятый, так сказали мне айболиты.
Взгляд Мурия поверх железного амурдника был угрюм и осуждающ.
- Ничё-ничё, - я примирительно махнула на Амура телефонной трубкой, - зато всю неделю я находила тапки там, где их и оставляла.
Пузырек с зеленкой перекочевал обратно на свою полочку. При помощи этой полезной субстанции десять дней я, скрупулезно выполняя указания ветеринаров, делала из своих лишенцев гринПИСовцев.
В первый же после операции день я порыскала в сети, ища информацию на тему: «Кастрация: послеоперационный период». Информация застала меня врасплох. Все, привезя зашитых собак домой, пользовали их антибиотиками и ещё всякими общеукрепляющими и прочими полезными средствами, швы обрабатывали составами с труднопроизносимыми названиями и вообще развивали бурную деятельность по излечению и восстановлению обезъяиченных питомцев. Мне же, на мой вопрос о дальнейших заботах, было задумчиво сказано: «Нуууу… мажь зеленкой… раз в день… или через день…»
- Как?! – "возмутилась" я. – Мою собаку – и простой зеленкой?!!!
Айболиты захихикали.
( Это, вообще, обычное возмущение «крутых» хозяев «крутых» собак и кошек. Им отчего-то кажется, что назначение «простой зеленки» каким-то образом понижает их социальный статус, поэтому они требуют, чтобы ветеринары проявили фантазию и выписали самое что ни на есть дорогое средство. )
- Ладно, - пробормотала я, пока айболиты ржали, - Значит, говорите, зеленкой? И всё?
- И всё! – заверили меня Наташка с Юркой. С тем я и отбыла.
И вот, пришло время снимать швы. Осмотрев собак, я пришла к выводу, что всё зажило хорошо ( спасибо зеленке! ), и взяла в руки ножницы. Первым, как всегда, выпало быть Амуру.
Мурий, хоть и провел весь послеоперационный период в наморднике, таки умудрился, просовывая язык сквозь решетку, развязать и вытащить два шва из пяти. Сколько же ещё у этого мерзавца скрытых талантов?
Редис, к слову, находился в наморднике только первые два дня, потом по его поведению, я поняла, что вполне можно обойтись и без ограничителя. Редька очень исполнительный пес. Если ему доходчиво объяснить, чего не надо делать, то он и не будет. Но смотреть, как он в наморднике хлебает воду, было занятно.
Амур к выковыриванию из него швейного матерьяла тупыми ножницами отнесся спокойно. Редька же, сообразив, что следующим будет он, разволновался и сделал попытку спрятаться под валяющийся на полу рюкзак.
Редька знает, что, когда у меня в руках молоток, мне всё вокруг кажется гвоздями. И в чем-то он, безусловно, прав.
Трепеща и воняя, Редис пережил тупость ножниц и мою заботливость. Я потрепала героическую овчарку по ушам:
- Всё, мой бесстрашный! Период Зеленого Писа закончился. Прощайте, простатит и эротические сны! Фраза «свежо питание, да серется с трудом» отныне навсегда вычеркивается из нашего лексикона! Ура, товарищи! Ура!
Под конец моей торжественной речи, с дивана, во время попытки повнимательнее разглядеть свой новый вид сзади, свалился Амур…
(ещё несколько дней спустя)
Нет, мне говорили, что со временем у кастрированных кобелей половой инстинкт трансформируется в навязчивый пищевой, а недостаток гормонов восполняется избытком пищеварительных ферментов, но чтобы так скоро?!
Прогуливаемся вечером возле школы и наблюдаем, как поодиночке и парами спешат домой училки. На развилке тропинок нагоняем одну такую парочку, увлеченную педагогическим разговором. Училки пошагали по левой дорожке, а мы, дабы не мешать беседе, сворачиваем на правую. Мы – это я и Редька, ибо Амур, принюхавшись, решительно двинул вслед за училками. В руках одной из них был большой полиэтиленовый пакет.
Сначала я подумала, что Амур обознался: с ним такое иногда случается. Обычно, увидев, что ошибся, он бурчит на незнакомцев, маскирующихся под наших друзей и, оскорбленный в лучших своих чувствах, возвращается ко мне.
Но в полное изумление я пришла, когда увидела, что Мурий, прижавшись лицом к пакету, всем своим видом выражает радость от встречи с хорошо знакомым и любимым другом.
Колбаса, догадалась я. Неужели будет попрошайничать? Он же никогда не…
Но прежде, чем я раскрыла рот, чтобы произнести волшебное слово «Ануидисюдапаразит», Мурий обогнал училок и явил всего себя пред их педагогические взоры.
Сукин ты сын, выругалась я, невольно восхищаясь гениальным актерствованием мерзавца.
Амур имел вид самый жалкий: эти печально обвисшие уши, эта взъерошенная клочковатая шерсть, эти дрожащие ножки, при взгляде на которые вас самих тут же кидает в дрожь!
- Ой! – умилились училки. – Собачка! Бееедненькая…
Гнусный мизерабль ковал жалость, не отходя от пакета. Он позволил себя погладить и обессиленно вильнул хвостом
- Мадам! Же не манж па сис жур!
Сквозь широко распахнутые амурские глаза отчетливо был виден пустующий как минимум с Рождества, желудок.
- Бедненький… голодный… Ты кушать хочешь, да?
Амурский взор затуманился слезами благодарности, отчего вид его стал совсем печальный и располагающий к немедленному усыновлению.
- Сейчас, маленький, сейчас… Я тебе колбаски дам… Будешь колбаску?
Училка вытащила из пакета палку копченой колбасы и с трудом отломила от неё изрядный кусок.
- На, ешь!
Колбаса в амурской пасти исчезла мгновенно – такая реакция вызвала у училок восхищение их собственной добротой и щедростью. От колбасы отломился ещё один кусок.
- На, возьми!
Амурский взор пообещал им памятник при жизни у входа на мясокомбинат и причисление к лику святых среди всех конфессий оптом.
Училки ликовали.
Честное слово, жаль было их разочаровывать, но третий кусок школьной колбасы даже луженому дворянскому желудку не сулил ничего, окромя ночной диареи.
Пришлось грянуть Гласом Свыше:
- Амур, паразитина! Ко мне! Быстррро!
Жалкий изгой мигом преобразился в наглого подонка. Улыбнувшись во всю харю на прощанье изумленным училкам, Амур резвым галопом помчался ко мне.
- Обнаглел, хамская твоя рожа? – попыталась я изъявить недовольство столь омерзителным поведением дотоле послушной собаки. Но, глядя на его смеющуюся рожу, не удержалась и засмеялась сама. Сволочь, слов нет, какая сволочь… но наказывать уже как-бы и не за что… Всех развел, подлец…
- Вот это и есть та самая новая жизнь, что ты нам обещала? – прыгая вокруг меня, осведомился Амур. – Ты знаешь, кажется, она мне нравится…
февраль 2006г.
Регистрация
старина Джордж - того...
. возможно, это было самое сильное разочарование в его жизни 
но потом снова воспрял...
Ваши рассказы очень интересны и достоины быть ширше 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума